Мезенский дневник

Весенняя рыбалкаПодходил к концу март, а весной и не пахло в природе. По утрам держалась сплошная облачность, днем временами проглядывало солнце, к вечеру или снег начинал падать, или после златопёрого заката мороз охватывал землю так, что трещали деревья в роще неподалеку. В лесу и поле снег лежал плотным ярко-белым покрывалом, как зимой.

Прилетели грачи, но их пока мало. На днях видел одного: глухо покрякивая, плетёт старательно в одиночку гнездо на вершине березы. Видать, вскорости прилетит и подруга...

Начался апрель. Только солнечные лучи разорвали, наконец, хмурую завесу, вдоль шоссе потекли, журча и посверкивая, первые весенние ручейки, в палисадниках возбужденно загомонили воробьи.

И забеспокоилось сердце рыболова: куда направиться, где сейчас будет добрая подледная рыбалка?

На мой очередной нетерпеливый звонок один из близких знакомых (такой же страждущий рыболов, как и я) с явным облегчением ответил: «Сегодня в 22-00 с Ярославского. Едем на Мезу».

День первый

В Кострому приехали ранним утром. Но автобусной станции диспетчер объявил, что до Ямково, куда предложил поохать наш новый знакомый Иван, автобусы но ходят. Пришлось охать в Сущево — место нам неведомое.

В автобусе узнали, что от Сущева до Мезы километров 9—10, не менее.

Выйдя в Сущеве, мы ещё километра полтора прошли вперёд по дорого до следующего небольшого села — Новожина.

Остановились на постой в просторной избе. Застали собирающихся домой, в Москву, квартирантов, таких же, как мы, рыболовов, которые прожили тут три дня. Расспросили их о рыбалке. Один из них показал нам свой улов — в основном подлещики.

Оставив хозяевам — дяде Васе и тёте Варе — свои рюкзаки и лишнюю одежду, мы направились к реке.

Моросил дождь. Дул боковой ветер. Идти, лавируя между колдобинами обледеневшей дороги, было с непривычки тяжело. Но другого пути но было.

Иван совсем раскис. Он тащился позади всех в полурасстегнутом полушубке, а модных томных очках, и на лицо его застыла гримаса добровольного мученичества.

Мои товарищи Саша и, особенно, Михаил подтрунивали над Иваном:

— Ваня, ты бы очки-то сиял, а то дождь так и не кончится.

— Смейтесь, смейтесь,— парировал Иван беззлобно,— вот покажется солнце — запоете по-другому! Я не той неделе пропал бы без очков.

Когда миновали лес и вышли к водохранилищу, дождь прекратился. Ветер подул с прежней силой. Прямо в лицо. Дорога по льду водоема была ещё тяжелей. Напрямую к реке пройти было совсем невозможно: под коркой обледеневшего снега была вода по колено.

И вот подошли к реке. Обозначенном чуть выступающими из-подо льда и поросшими кой-где кустами лозняка берегами, она была метров семнадцати — двадцати в ширину и, казалось, убегала от наседавшего преследователя — так часто петляло ее русло.

Участок, куда мы пришли, считался «низом». Все рыболовы стремились к верхнему точению реки, там уже чернели малые группы и большие скопища «рыцарей пешни и мормышки».

Усталость, стоило нам ступить на лёд Межи, вмиг улетучилась, словно и не было 10 километров разбитой дороги. Михаил с Александром ходко держали курс на черневшие впереди скопления рыболовов. Мы же с Иваном шли не спеша, часто останавливаясь и заговаривая с рассыпавшимися по льду рыболовами. Из разговоров стало ясно, что основная масса рыбы ещё не зашла в эти края. Попадались единичные экземпляры сороги и леща. Зато жадно хватал насадку ерш.

Оставив позади несколько излучин реки, мы с Иваном приткнулись «на авось» у левого берега в скромном, ничем не примечательном месте. Я опустил в старую лунку мормышку средней величины. Глубина уже три метра, а дна все нет. Значит, здесь сильное точение. Сдвинулся немного ближе к берегу. Опустил вначале пустую мормышку в старую лунку — около двух метров.

Поднял приманку с частым подергиванием сантиметров на пятьдесят — никакого результата. Повторил прием — снова ничего. Усадил крупного мотыля и опустил прямо на дно. Стал ждать, поглядывая на кивок. Не прошло и минуты, как он дрогнул и резко согнулся. Я подсек и почувствовал значительное сопротивление рыбы. Осторожно подтянул ее к лунке. Это была сорога граммов на 600—700. Иван, сидевший метрах а семи от меня, оставил свое место, подошел ко мне, сел на соседнюю лунку. Однако наши попытки поймать здесь ещё хоть что-нибудь так и не увенчались успехом.

Смотав удочки, направились дальше по реке, поближе к нашим товарищам.

За крутым поворотом увидели группу человек в десять, которые вели себя, на первый взгляд, весьма странно: они перемещались то вверх по реке, то, немного посидев на одном место, возвращались на старые лунки.

Подойдя ближе, я заметил, как лихорадочно рыболовы взмахивали короткими удильниками, пытаясь подсечь рыбу. Но результаты были малоутешительными. Кивки на удочках все подрагивали, подсочки следовали за подсечками, а на крючках оказывалась или прядка зелени, или рыбья чешуйка, или прошлогодний лист. И редко кто вытаскивал рыбу.

У берега, где из-подо льда торчали былинки прошлогодней травы, много было старых лунок. Я присел к одной из них. Глубина чуть более метра. Течения почти нет. После нескольких подъемов мормышки да самого льда вдруг клюнул приличный окунь, затем соблазнились мотылем несколько густерок. Нацепив на крючок кисточку мотылей, опустил насадку на дно, а удильник положил на лёд. Стал посматривать по сторонам.

Слева от меня сидел паренек лет пятнадцати. У него временами поклевывало: то густерку вытащит, то окуня, то подлещика...

Вдруг моя удочка, проскрежетав по льду, чуть было не угодила в лунку, дернулась уже в моих руках несколько раз и, когда я неосторожно, с излишним усилием потянул ее на себя, «успокоилась»: обрыв лески. Похоже, была на крючке очень солидная рыбина. Ну что ж, попробуем еще... Но больше в этой лунке поклевок не было, и я пошел вниз по реке, куда еще раньше направился Саша.

Было уже часа три пополудни. Ветер немного поутих, из-за поредевших туч показалось солнце. Все вокруг ожило, повеселело.

Меня догнал Иван, тоже повеселевший. И было отчего?

— Посмотри, какого красавца я только что приголубил,— он открыл сумку, и я увидел леща килограмма на два.

—Спасибо рыбачку-соседу с багориком: не проходил, чертяка, в лунку!

Разговаривая, мы прошли по реке километра две. Я нашел подходящее место: недалеко от берега, там, где река делает крутой поворот и где, как подсказывала интуиция, должна быть крупная рыба. Иван пошел дальше — за поворот.

Мне приглянулась старая, большая в диаметре, явно «лещовая» лунка. Вокруг нее на льду поблескивали крупные чешуйки. Значит, здесь кто-то потрудился. И, наверное, удачно.

Опустив в лунку пустую желтую мормышку-ромбик, я поиграл ею некоторое время у самого дна, а когда стал медленно поднимать, кивок вдруг как бы сам собой подпрыгнул. Я подсек. Леска натянулась и тут же ослабла. Сход, подумал я. Но что это — крючок на мормышке обломан. Вот так сход! Заменив мормышку, вновь пытаю удачу в этой же лунке, но уже с насадкой мотыля. Едва приманка коснулась дна, как тут же кивок «занервничал» и немного погодя пригнулся, Сильные толчки после подсечки вновь говорят о том, что взяла крупная рыба. Но так как в сижу на неглубоком месте и в лунку проникает много света, рыба при освещении сильно «пятится», и, когда я уже было подтянул её к самой лунке, она, внезапно рванувшись, сошла с крючка. И снова вышла из строя мормышка: крючок разогнут. Срезаю злополучную мормышку и привязываю другую, с крепким кованым крючком. Не мешкая, посылаю ее в воду. Насадка — кисточка мотылей, долго не клюет. Видимо, сошедшая с крючка рыбина наделала переполох подо льдом.

А у соседа, сидевшего на ящике метрах в десяти от меня, клюнуло вдруг сразу на двух удочках, и он, засуетившись, манипулируя обеими снастями, на которых дергалась подсеченная рыба, встал во весь рост с высоко поднятыми руками и, озираясь по сторонам, как бы взывал о помощи. Оставив свой «пост», я быстро подошел к соседу, взял у него одну из вздрагивавших удочек и стал осторожно подтаскивать рыбу. Вскоре в лунке показалась широколобая голова леща. Взяв рукой под жабры, выбросил его на лед. Рыбина грузно заворочалась с боку на бок, шлепая широким хвостом по льду.

У рыболова же, которому я пришел на подмогу, вываживание во второй лунке проходило не столь гладко. То ли лещ оказался крупнее, то ли опыта у соседа моего было недостаточно, то ли он слишком нервничал — кок бы то ни было, показавшийся на секунду в лунке лещ вдруг осел назад и был таков. Неудачливый рыбачек, растерянно улыбаясь, смотрел то на лунку, то на меня и, наконец, сдавленным голосом произнес:

— Спасибо тебе за этого,— он кивнул на вытащенного мной леща,— а мой того... пошел догуливать...

Я вернулся к своей лунке. Удочка — на прожнем месте. Осмотрел насадку — мотыль на крючке обсосан. Нацепив кольцом нового мотыля и подсадив к нему еще одного — для верности, пустил мормышку на дно и медленно, плавными движениями стал приподнимать ее. Примерно сантиметрах в шестидесяти от дна клюнуло. Я подсек и, осторожно выбирая лоску, подтянул леща ко льду, затем, крепко ухватив его за голову, вытянул, а вернее, «выдрал» (здесь в ходу это слово) из лунки. В нем наверняка было более килограмма. Быстро высвободив мормышку, вновь опустил ее с мотылем в лунку. Секунд через 20—30 последовала резкая поклевка — аж отдалось в руку, и на льду Заиграла алыми плавниками крупная сорога. Она глубоко заглотала мормышку, и мне пришлось изрядно потрудиться, извлекая крючок из ее глотки.

Подошел Михаил. В его ведре было всего несколько подлещиков и сорожек. Я предложил ему поудить рядом со мной. Он просверлил две лунки: одну сзади, а вторую справа, метрах в пяти. И вскоре я уже слышал, как за моей спиной на льду трепыхался солидный лещ. Михаил тут же его убрал в ведро; рыба некоторое время грузно ворочалась в нем, шлепая по его стенкам. А из боковой лунки Михаил одну за другой вытащил несколько тучных сорог...

Ивана мы нашли за одним из поворотов реки в небольшой группе рыболовов. Он не столько удил, сколько наблюдал за соседями.

— По домам? — спросил он, сматывая удочку.

— Пора,— отвечал Михаил.

Примерно в километре от стоянки машин наткнулись на Сашу. Он ловил один под самым берегом.

— Как рыбка? — полюбопытствовал Михаил.

— Есть немного,— с напускным равнодушием ответил Саша и стал вытаскивать из ведра сорог, лещей и густеру, складывая их для наглядности рядком на льду. А когда наш товарищ извлек из ведра последнюю рыбу, мы так и ахнули: судак килограмма на полтора!

День второй

В пять утро мы уже на ногах. Самовар, протяжно гудя, как бы говорит — пора в дорогу.

За ночь подморозило. Льдинки бодро похрустывали и позванивали под ногами. За лесом на востоке уже вовсю трудилось солнце, освещая и обогревая промерзшую землю. Над нашей просекой высоко в небе плыли легкие отдельные облачка — предвестники ясной погоды.

На Мезе в этот день народу гораздо больше, чем вчера. Очевидно, по погоде. А она и впрямь выдалась не слову: небольшой ветерок, щедрое солнце, легкий морозец.

Не этот раз мы не пошли далеко по реке, в сели немного левее стоянки машин. Здесь река круто поворачивает вправо. На излучине уже обосновалось человек семь, правде, на достаточном удалении друг от друга.

Я, как обычно, пристроился у берега. Здесь течение была слабое — среднюю мормышку не стаскивало. Товарищи остановились неподалеку.

Не успел я расположиться поудобнее и размотать вторую удочку, как у меня клюнуло. Вытащил подлещика граммов на пятьсот. Затем еще трех, примерно таких же из той же лунки. Рыбу в ведро но складывал, а, не желая терять времени, оставлял на льду перед собой. Подлещики вызывающе подпрыгивали, ворочались. Видимо, это привлекло ко мне внимание двух местных рыбачков: один сел на ящик метрах в двух впереди меня, а другой — сбоку, слева. Поглядывая на меня, они стали усердно орудовать удочками. Но почему-то у них не клевало.

— На что ловишь?

— На мотыля.

— А мормышка какая?

Я показал мормышку — большого латунного «клопика». Рыболов похмыкал неопределенно и, не проронив больше ни слова, отошел к своей лунке. Закурил. И тут меня осенило: наверное, причиной плохого клева у моих соседей было то, что они курящие! Они насаживали мотыля на крючок насквозь прокуренными пальцами.

После того, как я на глазах у курильщиков извлек из лунки еще несколько подлещиков, они не выдержали и удалились, обозвав меня на прощанье полушутя-полусерьезно «колдуном». Между прочим, в этот день у нас были вполне приличные уловы, кроме Ивана. Он нет-нет да и закуривал. Не считайте меня назойливым, читатель, но я все-таки почти убежден: у курильщика трофеи часто бывают хуже, чем у некурящего.

На обратном пути мы попробовали ловить в том месте, где река имела прямое широкое русло с солидной глубиной и сильным течением. Я опустил тяжелую свинцовую мормышку-картечину в старую лунку. Стая медленно поднимать приманку. Как будто клюнуло. Подсекаю. Осторожно вываживаю рыбу. Но что это? Вместо рыбы сначала показывается рукоятка из белого пенопласта, затем стальной прут и, наконец, я извлекаю из лунки новенький двухкрюковый багорик. Вот так подарок! Как будто кто-то прочитал мои мысли в тот момент, когда я тщетно возился с крупным лещом, не пролезавшим е лунку, и бранил себя за то, что не взял с собой багорик.

Через несколько минут из той же лунки я вытащил хорошего леща. Неплохо, черт возьми! Однако больше поклевок в этой лунке в течение примерно четверти часа не было.

Присел подле старой размытой лунки у противоположного берега. Сразу что-то клюнуло. Ощущаю редкие сильные толчки. Медленно и осторожно выбираю леску. Вот показалась, наконец, моя мормышка, а вместе с нею обрывок чужой лески. Это, оказывается, на ней бьется рыба. Занятно! Леска тонкая, диаметром примерно 0,10 мм. Вижу и леща. Он был подбагрен кем-то, по всем вероятности, случайно, за анальный плавник и, конечно, оборвал леску-паутинку. Теперь же силы его иссякли, и он изредка делает вялые попытки уйти в глубину. Осторожно подтаскиваю его к лунке. Он идет вверх брюхом. Вот уперся в лед, и так просто его не возьмешь. Надо заводить его в лунку головой или хвостом. Лучше, конечно, головой. И в любом случае нужен багорик.

— Ну-ка, помогай,— обращаюсь к найденышу.

Лещ заволновался. Стал судорожно тянуть в глубину. Пришлось почти до конца сдавать леску. Улучив момент, когда рыба перевернулась, подставив голову, я подцепил ее багориком под жабры и выволок на лед...

День третий

Утром мы с Иваном расположились недалеко от Михаила. Я просверлил две лунки — для разминки. Попробовал половить — поклевок нет. Переждал минут пятнадцать. Снова поиграл мормышкой. Результат тот же. В чем дело?

— Наверно, давление падает,— предположил Иван.— Весь день теперь брать не будет...

— Не будет? Работать надо! — смеясь, проговорил Михаил, вытаскивая из лунки увесистую сорогу. Это подстегнуло Ивана, Он тоже склонился над лункой и начал «работать». Однако движения его были не так сноровисты, как у Михаила. После нескольких минут безуспешного ужения Иван положил удильник на лед, закурил. У Михаила тоже вроде бы «заколодило».

А я решил переменить место. Пошел вниз по реке, туда, где вчера хорошо клевало.

Вот оно, то место. Здесь опять многолюдно. Прямо посреди плеса рыболов, стоя, ловят с подводы подлещиков. Вот он вытащил одну рыбу, другую, третью... Напал, знать, не косяк. Я просверлил лунку метрах в двадцати от него. Пошла рыбка и у меня: небольшие подлещики, до 300 граммов.

Подошли Михаил с Иваном. Они о чем-то возбужденно разговаривали.

— Что там у вас?

— А ты погляди...— Михаил приоткрыл холщовую сумку, и я увидел огромную пасть щуки с торчащими из нее обрывками лесок.

— Как это тебе удалось? — удивился я.

— Случайно. Взяла на мормышку. Поди, сочла ее за малька... Ишь, сколько мормышек поотстригла у нашего брата-рыбака!..

...Время перевалило за полдень. Солнце по-прежнему не в силах разметать плотную облачность. Ветер переменился и дует не с запада, как вчера, в с севера. Его жгучее, пронизывающее дыхание заставляет нас поднимать воротники, опускать клапаны ушанок.

Мы присаживаемся передохнуть. Слегка подкрепились бутербродами и чайком и отправились к стоянке машин (нас обещал подвезти один из шоферов).

...И вот ужа машина мчится в село и кто-то, стараясь перекричать рев моторе, весело горланит:

— Прощай, про-ща-а-ей, Ме-е-за! Спасибо тебе за рыбалку!

В. Данилов Московская обл.